Новости
2015.Апр.03
Урок биологии у Хлебовича
Над его рабочим столом висит «Сталинградская мадонна», которую немецкий военврач, священник и художник Курт Ройбер написал на обрывке русского школьного атласа в декабре 1942-го, сидя в сталинградском окопе. Рядом — портрет мальчика по имени Масих из Лахора. В 5 лет его продали в рабство ковроделом. В 9 лет он, накопив денег, выкупил себя, создал детский профсоюз, призывавший весь мир не покупать лахорские ковры, потому что они сделаны руками детей-рабов. В 12 лет был убит.
На столе стоит банка с морскими червями, полихетами — с них он начинал. Владислав Вильгельмович ХЛЕБОВИЧ — ученый, зоолог и гидробиолог одновременно, академик РАЕН, главный научный сотрудник Зоологического института (ЗИН) РАН.
А дети думают, что он художник: бородатый и ходит в берете.
Он жизнерадостный. Однажды потерял чемодан с почти готовой докторской диссертацией, над которой работал несколько лет. Были все основания покончить с собой. Но он выпил полстакана спирта, взял с полки первую попавшуюся книжку (это оказался Хайям), открыл наугад и прочел: «Напрасно ты винишь в непостоянстве рок. /Что не внакладе ты, тебе и невдомек. /Когда Бог в милости б своей был постоянен, /Ты б очереди ждать своей до смерти мог». Через полтора года штурма он восстановил работу.
…Мы говорили с ним о политике с точки зрения биологии: иногда полезно сменить ракурс.
Хлебович придумал такую условную шкалу: если год представить секундой, то жизни на планете будет 63 года с небольшим, роду Homo — 17 суток, виду Homo sapiens — 3—6 суток, а цивилизациям с письменностью — всего около полутора часов.
Живое эволюционирует на Земле во много раз дольше, чем существует человек. Наверное, поэтому из всех типов систем самым сложным и разнообразным оказывается не их высший уровень — социальный, а более низкий — биологический. Может, человеку стоит ориентироваться на биологические модели?
Советский период: клетки в клетке
— Ничего в мире нет сложнее организма позвоночного. Построен он из великого множества клеток. Только в нашем мозгу их около 20 миллиардов — в 3—4 раза больше, чем людей на Земле. Каждая клеточка находится на нужном месте, приписана к ткани-органу и делает нужную организму работу, как винтик в механизме или личность при социализме.
Действует клетка по способности. Потенциальные способности, зашифрованные в ядре каждой клетки, огромны. В принципе из ядра любой клетки можно клонировать новый организм. Но обычно клетки выполняют очень узкую функцию: эпителий желудка производит соляную кислоту, клетка роговицы должна просто пропускать свет. Остальные способности каждой клетки оказываются подавленными, их наследственная программа репрессирована (очень меткий научный термин).
Всем клеткам кровью централизованно приносятся кислород и питательные вещества — всем по потребности. Централизованно убираются и продукты жизнедеятельности.
Особая забота организма — постоянно следить за исполнительностью, подчиненностью клеток общим задачам. Для борьбы с перерожденцами (основная причина онкологических заболеваний) служит иммунная система, которая должна обнаружить и уничтожить клетку, посмевшую действовать несогласованно, не подчиняющуюся организму (то есть его принципам). Это первая цель иммунной системы. Вторая — проглатывать микробы, попавшие в организм извне.
— Борьба с внутренним и внешним врагом?
— Да, причем внутренний враг, на мой взгляд, страшнее внешнего.
— Значит, не зря КГБ столько народу угробил?
— Не зря для той страшной системы. «Убирали» слишком смело думающих, выделяющихся или хотя бы плохо понимающих линию партии.
— То есть КГБ в той системе работал адекватно?
— Адекватно целям коммунизма.
— Но СССР все равно оказался онкобольным и умер.
— Да, КГБ не справился, но наш СССР не был идеальным коммунизмом. А многоклеточный организм — реализованная природой модель идеального коммунизма. Идеальность видится и в рациональном взаимодействии частей организма. Трудно представить себе клетки печени, взявшие на себя повышенные обязательства по производству желчи, — тогда неминуема желтуха. Исключены приписки, показуха. Принципы коммунизма — не продукт ума недалеких фанатиков, они осуществлены в идеальном виде сотни миллионов лет назад созданием многоклеточного организма.
Значит, коммунистическая мечта об обеспечении по потребностям, да еще на основании рациональной экономики, — реальна. Но за воплощение ее в жизнь надо платить абсолютной исполнительностью указанной тебе в интересах государства роли. Ты даже должен быть готовым покончить с собой, если потребуется (это явление называется «апоптоз» — самоликвидация клетки в интересах организма по сигналу свыше). Тут не до гуманизма. Будь винтиком и не взбрыкивай. В противном случае ты подлежишь истреблению системой госбезопасности.
Его первые впечатления относятся к 1937 году. Он увидел клетки, выполняющие указания головного мозга. Это были незнакомые дяди, которые копались в могилах богатых людей (его отец работал в Воронежском заповеднике, там раньше был монастырь, и жили они в бывшем игуменском доме). «Особенно запомнился череп с длинной рыжей косой». Потом ему объяснили: стране было нужно золото, и НКВД искал его везде, в том числе и в могилах.
В начале июля 1942 года, после разгрома Юго-Западного фронта, заповедник стал прифронтовой зоной. «Вскоре полянку под нашими окнами обнесли колючей проволокой, и за нее запустили отловленных в лесу мальчиков, младших лейтенантов, назвав их дезертирами. За ограду забрасывали дубовые бревна, их заключенные должны были пилить на короткие чурки. Кормили несчастных раз в день — жидкую баланду выливали снаружи, не заходя за проволоку, в узкие длинные корыта, и потом начиналось страшное. Ни у кого не было ложек, а этой, с позволения сказать, еды было очень мало. Жижу черпали пригоршнями, отталкивая друг друга, хрипя и разбивая в кровь друг другу лица… Такого доведения до скотского состояния массы людей я никогда больше не видел».
Недавно он прочитал, что все эти дни командующий разгромленным фронтом маршал Тимошенко сидел с комфортом в тылу и дожидался, чем все это кончится. А преданные маршалом младшие лейтенанты после зверских унижений и издевательств, скорее всего, закончили жизнь в штрафных батальонах.
При Ельцине: дикий свободный рынок
— Вторая важная для нас модель тоже сложилась в живом мире миллиарды лет назад. Это уже не организм, а сообщество организмов.
Представим себе зеленый лужок, этакую пастораль. Как много разных растений стремится занять свое место под солнцем, получить воду, дотянуться корнями до удобрения, перехватить ресурс у конкурента. Здесь нет никакого равенства, каждый сам за себя. Кто-то кого-то подсиживает или даже пожирает.
— Дикий рынок!
— Но не всегда такой уж дикий. В зрелых сообществах много примеров компромисса и даже взаимопомощи. Например, земляника и малина предлагают себя съесть при необременительном для нас условии не пользоваться в лесу туалетами — так распространяются их семена. Растения и грибы обмениваются под землей нужными выделениями на основе сообщества-микоризы. Клеверу для опыления нужен шмель, и он его привлекает нектаром цветка. Многие по мере своих способностей и возможностей производят нечто нужное другим и в своих интересах другим это предлагают. Свободный рынок!
И еще. В экосистемах рыночной модели обычно бывают главные средообразующие организмы — например, кораллы в коралловом рифе или дуб на поляне (это нам ближе), — вокруг которых и благодаря активности которых существует многообразие разных форм. Ну совсем как в недавнем прошлом вокруг Ходорковского.
На его рабочем столе стоит крашеная фанерка с приклеенными к ней дальневосточными ракушками — память о тех временах, когда долго не платили зарплату и чем только не приходилось тогда заниматься, надежды возлагались и на такие поделки. С этой фанеркой как образцом он ездил в какую-то организацию (где все художники лицензии получали), отстоял в очереди, там посмотрели и сказали: замечательная, оригинальная работа. И поставили на его фанерку штемпель (мол, оценено как элемент искусства и разрешено к продаже).
Однажды в институт пришли какие-то ребята и предложили ему и еще нескольким зиновцам заняться морскими аквариумами. Мол, вы «безгласных разводите рыбок», мы организуем остальное. Каждые выходные несколько бородатых остепененных зоологов разгребали грязный подвал в центре города. Когда совсем разгребли, им позвонили и сообщили, что с рыбками ничего не выйдет: на председателя кооператива совершено покушение. «Можно я хотя бы аквариумы заберу?» — спросил Хлебович. «Забирайте». Приехал он к знакомому подвалу, а там — первый в Петербурге секс-шоп, вход платный. Его бесплатно пропустили и сказали, что впредь как «отца-основателя» его тоже будут бесплатно пускать. Он забрал аквариумы и больше не возвращался.
…В 1944 году ему, двенадцатилетнему, поручили проветривать шкуры ценных зверей из запасников заповедника (ходил слух, что ими придется расплачиваться с американцами за помощь по ленд-лизу). Несколько дней он развешивал их на заборе у дороги. Мимо проходило много полуголодных, плохо одетых людей — ни один ни разу не покусился на огромные ценности, охраняемые мальчишкой. Сейчас бы сразу зарезали, думает он.
При Путине: срубили дуб
— Дикий, но свободный рынок Ельцина сменил путинский… рынок? Или режим? Как это можно назвать? Дуб вот срубили. А иммунная система, по-моему, жрет нормальные здоровые клетки…
— …и вредит всему организму. Да, иммунитет сейчас взбесился, слишком много на себя берет. Есть болезни такие — аутоиммунные. Аллергии, волчанки, экземы — все это, когда иммунная система делает «лишнюю работу», разрушая здоровые ткани.
— Это тоже рынок? Что это?
— Кабы я знал.
— Ну вот строят вертикаль. А в природе есть вертикаль?
— В чистом виде — нет. Даже в биологической модели идеального коммунизма, как ни странно, особой вертикали нет. Нет той главной клетки, которая, опираясь на свою администрацию, все берет на себя. В нашем мозгу нет ни одного президента! Есть взаимодействующая сеть. Вот о чем Сатаров говорит: в наше время все социальные системы должны быть сетевые.
Вертикаль, наверное, как и в биологии, всегда эфемерна. Ее хватает едва на одно поколение. Акела промахнулся — и уходи вместе со своим политбюро или администрацией. Недаром вертикальные эпохи обозначают по именам: сталинизм, гитлеризм, франкизм, перонизм. А вы слышали про черчиллизм, рузвельтизм, клинтинизм, бушизм? Этого уже быть не может, потому что из другой оперы, демократии.
— Неужели никаких аналогий с современной российской политикой?
— Ну разве что в стаде павианов, например, есть старый самец, который резко над всеми. И у него всегда есть замы-подхалимы. Причем в число подхалимов попадают не самые умные, сильные, деятельные, а самые подхалимистые.
— А главного павиана выбирают по каким принципам?
— По силе, по агрессии. Но кроме того, что он может грозно посмотреть, стукнуть кулаком или нашлепать, у него есть и другие функции: он организовывает защиту стада и очень любит маленьких детей.
Но зато если убрать вождя (такие опыты проводились в Сухуми), то в результате оранжевой революции шайку его подхалимов бьют и изгоняют — и появляется вожак из других.
— И поэтому чиновники так цепляются сейчас?
— Поэтому. Вот только я не уверен, кто из них во главе вертикали: Путин или его канцелярия? Вообще парадокс! С одной стороны, строится вертикаль, а сами они — сеть.
— Кто — они?
— Бывшие брежневские комсомольцы, кто же еще! Так называемая нынешняя элита. Биологический, кстати, термин, в политике его раньше не было. А в биологии это лучшие представители породы или сортов. Элитная корова, например, элитные семена пшеницы. В политике термин извратили: быть элитой теперь — не быть лучшим представителем, как в биологии, а быть лучшим приспособленцем. То есть при царе мы монархисты, при Сталине пишем первый гимн, при Брежневе — второй, а сейчас, при Путине, обнимаемся с генералом Шамановым и занимаемся переделом собственности во вверенной ему области под звуки третьего.
В общем, масса неразумного с биологической точки зрения, а значит, недолговечного. Вертикаль в природе не прижилась. Взбесившаяся иммунная система ведет к гибели организма.
То, что сейчас в телевизоре, напоминает мне опыты над мышами. Грызунов оставляют в замкнутом пространстве, где тепло, вдоволь пищи, воды — живи не хочу. На это мыши реагируют быстрым размножением, их становится так много, что включаются механизмы ограничения демографического роста. У них жутко меняется поведение: они теряют осторожность, не боятся света, сбиваются в кучи, шляются без толку, среди них появляются «голубые». Все меньше времени уходит на рациональную деятельность.
— Но у мышей при этом демографический пик, у нас же — наоборот!
— А мыши — это не мы, это те, кто в телевизоре.
ЗИН, в котором работает Владислав Вильгельмович, — уникальный институт, старейший, идет еще от петровской Кунсткамеры. До революции участники кругосветных плаваний считали за честь привезти для Зоологического музея (что при институте) коллекции. В блокаду сотрудники института жили прямо в лабораториях, продолжали работать и умирали от голода. При этом ЗИН был буквально напичкан спиртом (в нем хранились многочисленные коллекции). Спирт в блокадном Ленинграде был валютой. Ученые умирали, но не разорили ни одного препарата.
Теперь ЗИН входит в тройку самых богатых зоологических институтов в мире наряду с Британским музеем естественных наук и американским Скрипсовским институтом океанографии. Под богатством имеется в виду ценность коллекций — и только.
Нынче, при Путине, зарплату зиновцам платят регулярно. У Владислава Вильгельмовича как главного научного сотрудника — четыре тысячи сто тринадцать рублей (почти в два раза меньше, чем у питерского кондуктора). Больше него получает, наверное, только директор. На последнего уже было два покушения. Злые языки говорят, уж больно ЗИН на хорошем месте стоит — на стрелке Васильевского острова, напротив Петропавловки, Зимнего и Адмиралтейства.
Подготовила Екатерина ГЛИКМАН, Санкт-Петербург
09.06.2005
На столе стоит банка с морскими червями, полихетами — с них он начинал. Владислав Вильгельмович ХЛЕБОВИЧ — ученый, зоолог и гидробиолог одновременно, академик РАЕН, главный научный сотрудник Зоологического института (ЗИН) РАН.
А дети думают, что он художник: бородатый и ходит в берете.
Он жизнерадостный. Однажды потерял чемодан с почти готовой докторской диссертацией, над которой работал несколько лет. Были все основания покончить с собой. Но он выпил полстакана спирта, взял с полки первую попавшуюся книжку (это оказался Хайям), открыл наугад и прочел: «Напрасно ты винишь в непостоянстве рок. /Что не внакладе ты, тебе и невдомек. /Когда Бог в милости б своей был постоянен, /Ты б очереди ждать своей до смерти мог». Через полтора года штурма он восстановил работу.
…Мы говорили с ним о политике с точки зрения биологии: иногда полезно сменить ракурс.
Хлебович придумал такую условную шкалу: если год представить секундой, то жизни на планете будет 63 года с небольшим, роду Homo — 17 суток, виду Homo sapiens — 3—6 суток, а цивилизациям с письменностью — всего около полутора часов.
Живое эволюционирует на Земле во много раз дольше, чем существует человек. Наверное, поэтому из всех типов систем самым сложным и разнообразным оказывается не их высший уровень — социальный, а более низкий — биологический. Может, человеку стоит ориентироваться на биологические модели?
Советский период: клетки в клетке— Ничего в мире нет сложнее организма позвоночного. Построен он из великого множества клеток. Только в нашем мозгу их около 20 миллиардов — в 3—4 раза больше, чем людей на Земле. Каждая клеточка находится на нужном месте, приписана к ткани-органу и делает нужную организму работу, как винтик в механизме или личность при социализме.
Действует клетка по способности. Потенциальные способности, зашифрованные в ядре каждой клетки, огромны. В принципе из ядра любой клетки можно клонировать новый организм. Но обычно клетки выполняют очень узкую функцию: эпителий желудка производит соляную кислоту, клетка роговицы должна просто пропускать свет. Остальные способности каждой клетки оказываются подавленными, их наследственная программа репрессирована (очень меткий научный термин).
Всем клеткам кровью централизованно приносятся кислород и питательные вещества — всем по потребности. Централизованно убираются и продукты жизнедеятельности.
Особая забота организма — постоянно следить за исполнительностью, подчиненностью клеток общим задачам. Для борьбы с перерожденцами (основная причина онкологических заболеваний) служит иммунная система, которая должна обнаружить и уничтожить клетку, посмевшую действовать несогласованно, не подчиняющуюся организму (то есть его принципам). Это первая цель иммунной системы. Вторая — проглатывать микробы, попавшие в организм извне.
— Борьба с внутренним и внешним врагом?
— Да, причем внутренний враг, на мой взгляд, страшнее внешнего.
— Значит, не зря КГБ столько народу угробил?
— Не зря для той страшной системы. «Убирали» слишком смело думающих, выделяющихся или хотя бы плохо понимающих линию партии.
— То есть КГБ в той системе работал адекватно?
— Адекватно целям коммунизма.
— Но СССР все равно оказался онкобольным и умер.
— Да, КГБ не справился, но наш СССР не был идеальным коммунизмом. А многоклеточный организм — реализованная природой модель идеального коммунизма. Идеальность видится и в рациональном взаимодействии частей организма. Трудно представить себе клетки печени, взявшие на себя повышенные обязательства по производству желчи, — тогда неминуема желтуха. Исключены приписки, показуха. Принципы коммунизма — не продукт ума недалеких фанатиков, они осуществлены в идеальном виде сотни миллионов лет назад созданием многоклеточного организма.
Значит, коммунистическая мечта об обеспечении по потребностям, да еще на основании рациональной экономики, — реальна. Но за воплощение ее в жизнь надо платить абсолютной исполнительностью указанной тебе в интересах государства роли. Ты даже должен быть готовым покончить с собой, если потребуется (это явление называется «апоптоз» — самоликвидация клетки в интересах организма по сигналу свыше). Тут не до гуманизма. Будь винтиком и не взбрыкивай. В противном случае ты подлежишь истреблению системой госбезопасности.
Его первые впечатления относятся к 1937 году. Он увидел клетки, выполняющие указания головного мозга. Это были незнакомые дяди, которые копались в могилах богатых людей (его отец работал в Воронежском заповеднике, там раньше был монастырь, и жили они в бывшем игуменском доме). «Особенно запомнился череп с длинной рыжей косой». Потом ему объяснили: стране было нужно золото, и НКВД искал его везде, в том числе и в могилах.
В начале июля 1942 года, после разгрома Юго-Западного фронта, заповедник стал прифронтовой зоной. «Вскоре полянку под нашими окнами обнесли колючей проволокой, и за нее запустили отловленных в лесу мальчиков, младших лейтенантов, назвав их дезертирами. За ограду забрасывали дубовые бревна, их заключенные должны были пилить на короткие чурки. Кормили несчастных раз в день — жидкую баланду выливали снаружи, не заходя за проволоку, в узкие длинные корыта, и потом начиналось страшное. Ни у кого не было ложек, а этой, с позволения сказать, еды было очень мало. Жижу черпали пригоршнями, отталкивая друг друга, хрипя и разбивая в кровь друг другу лица… Такого доведения до скотского состояния массы людей я никогда больше не видел».
Недавно он прочитал, что все эти дни командующий разгромленным фронтом маршал Тимошенко сидел с комфортом в тылу и дожидался, чем все это кончится. А преданные маршалом младшие лейтенанты после зверских унижений и издевательств, скорее всего, закончили жизнь в штрафных батальонах.
При Ельцине: дикий свободный рынок
— Вторая важная для нас модель тоже сложилась в живом мире миллиарды лет назад. Это уже не организм, а сообщество организмов.
Представим себе зеленый лужок, этакую пастораль. Как много разных растений стремится занять свое место под солнцем, получить воду, дотянуться корнями до удобрения, перехватить ресурс у конкурента. Здесь нет никакого равенства, каждый сам за себя. Кто-то кого-то подсиживает или даже пожирает.
— Дикий рынок!
— Но не всегда такой уж дикий. В зрелых сообществах много примеров компромисса и даже взаимопомощи. Например, земляника и малина предлагают себя съесть при необременительном для нас условии не пользоваться в лесу туалетами — так распространяются их семена. Растения и грибы обмениваются под землей нужными выделениями на основе сообщества-микоризы. Клеверу для опыления нужен шмель, и он его привлекает нектаром цветка. Многие по мере своих способностей и возможностей производят нечто нужное другим и в своих интересах другим это предлагают. Свободный рынок!
И еще. В экосистемах рыночной модели обычно бывают главные средообразующие организмы — например, кораллы в коралловом рифе или дуб на поляне (это нам ближе), — вокруг которых и благодаря активности которых существует многообразие разных форм. Ну совсем как в недавнем прошлом вокруг Ходорковского.
На его рабочем столе стоит крашеная фанерка с приклеенными к ней дальневосточными ракушками — память о тех временах, когда долго не платили зарплату и чем только не приходилось тогда заниматься, надежды возлагались и на такие поделки. С этой фанеркой как образцом он ездил в какую-то организацию (где все художники лицензии получали), отстоял в очереди, там посмотрели и сказали: замечательная, оригинальная работа. И поставили на его фанерку штемпель (мол, оценено как элемент искусства и разрешено к продаже).
Однажды в институт пришли какие-то ребята и предложили ему и еще нескольким зиновцам заняться морскими аквариумами. Мол, вы «безгласных разводите рыбок», мы организуем остальное. Каждые выходные несколько бородатых остепененных зоологов разгребали грязный подвал в центре города. Когда совсем разгребли, им позвонили и сообщили, что с рыбками ничего не выйдет: на председателя кооператива совершено покушение. «Можно я хотя бы аквариумы заберу?» — спросил Хлебович. «Забирайте». Приехал он к знакомому подвалу, а там — первый в Петербурге секс-шоп, вход платный. Его бесплатно пропустили и сказали, что впредь как «отца-основателя» его тоже будут бесплатно пускать. Он забрал аквариумы и больше не возвращался.
…В 1944 году ему, двенадцатилетнему, поручили проветривать шкуры ценных зверей из запасников заповедника (ходил слух, что ими придется расплачиваться с американцами за помощь по ленд-лизу). Несколько дней он развешивал их на заборе у дороги. Мимо проходило много полуголодных, плохо одетых людей — ни один ни разу не покусился на огромные ценности, охраняемые мальчишкой. Сейчас бы сразу зарезали, думает он.
При Путине: срубили дуб
— Дикий, но свободный рынок Ельцина сменил путинский… рынок? Или режим? Как это можно назвать? Дуб вот срубили. А иммунная система, по-моему, жрет нормальные здоровые клетки…
— …и вредит всему организму. Да, иммунитет сейчас взбесился, слишком много на себя берет. Есть болезни такие — аутоиммунные. Аллергии, волчанки, экземы — все это, когда иммунная система делает «лишнюю работу», разрушая здоровые ткани.
— Это тоже рынок? Что это?
— Кабы я знал.
— Ну вот строят вертикаль. А в природе есть вертикаль?
— В чистом виде — нет. Даже в биологической модели идеального коммунизма, как ни странно, особой вертикали нет. Нет той главной клетки, которая, опираясь на свою администрацию, все берет на себя. В нашем мозгу нет ни одного президента! Есть взаимодействующая сеть. Вот о чем Сатаров говорит: в наше время все социальные системы должны быть сетевые.
Вертикаль, наверное, как и в биологии, всегда эфемерна. Ее хватает едва на одно поколение. Акела промахнулся — и уходи вместе со своим политбюро или администрацией. Недаром вертикальные эпохи обозначают по именам: сталинизм, гитлеризм, франкизм, перонизм. А вы слышали про черчиллизм, рузвельтизм, клинтинизм, бушизм? Этого уже быть не может, потому что из другой оперы, демократии.
— Неужели никаких аналогий с современной российской политикой?
— Ну разве что в стаде павианов, например, есть старый самец, который резко над всеми. И у него всегда есть замы-подхалимы. Причем в число подхалимов попадают не самые умные, сильные, деятельные, а самые подхалимистые.
— А главного павиана выбирают по каким принципам?
— По силе, по агрессии. Но кроме того, что он может грозно посмотреть, стукнуть кулаком или нашлепать, у него есть и другие функции: он организовывает защиту стада и очень любит маленьких детей.
Но зато если убрать вождя (такие опыты проводились в Сухуми), то в результате оранжевой революции шайку его подхалимов бьют и изгоняют — и появляется вожак из других.
— И поэтому чиновники так цепляются сейчас?
— Поэтому. Вот только я не уверен, кто из них во главе вертикали: Путин или его канцелярия? Вообще парадокс! С одной стороны, строится вертикаль, а сами они — сеть.
— Кто — они?
— Бывшие брежневские комсомольцы, кто же еще! Так называемая нынешняя элита. Биологический, кстати, термин, в политике его раньше не было. А в биологии это лучшие представители породы или сортов. Элитная корова, например, элитные семена пшеницы. В политике термин извратили: быть элитой теперь — не быть лучшим представителем, как в биологии, а быть лучшим приспособленцем. То есть при царе мы монархисты, при Сталине пишем первый гимн, при Брежневе — второй, а сейчас, при Путине, обнимаемся с генералом Шамановым и занимаемся переделом собственности во вверенной ему области под звуки третьего.
В общем, масса неразумного с биологической точки зрения, а значит, недолговечного. Вертикаль в природе не прижилась. Взбесившаяся иммунная система ведет к гибели организма.
То, что сейчас в телевизоре, напоминает мне опыты над мышами. Грызунов оставляют в замкнутом пространстве, где тепло, вдоволь пищи, воды — живи не хочу. На это мыши реагируют быстрым размножением, их становится так много, что включаются механизмы ограничения демографического роста. У них жутко меняется поведение: они теряют осторожность, не боятся света, сбиваются в кучи, шляются без толку, среди них появляются «голубые». Все меньше времени уходит на рациональную деятельность.
— Но у мышей при этом демографический пик, у нас же — наоборот!
— А мыши — это не мы, это те, кто в телевизоре.
ЗИН, в котором работает Владислав Вильгельмович, — уникальный институт, старейший, идет еще от петровской Кунсткамеры. До революции участники кругосветных плаваний считали за честь привезти для Зоологического музея (что при институте) коллекции. В блокаду сотрудники института жили прямо в лабораториях, продолжали работать и умирали от голода. При этом ЗИН был буквально напичкан спиртом (в нем хранились многочисленные коллекции). Спирт в блокадном Ленинграде был валютой. Ученые умирали, но не разорили ни одного препарата.
Теперь ЗИН входит в тройку самых богатых зоологических институтов в мире наряду с Британским музеем естественных наук и американским Скрипсовским институтом океанографии. Под богатством имеется в виду ценность коллекций — и только.
Нынче, при Путине, зарплату зиновцам платят регулярно. У Владислава Вильгельмовича как главного научного сотрудника — четыре тысячи сто тринадцать рублей (почти в два раза меньше, чем у питерского кондуктора). Больше него получает, наверное, только директор. На последнего уже было два покушения. Злые языки говорят, уж больно ЗИН на хорошем месте стоит — на стрелке Васильевского острова, напротив Петропавловки, Зимнего и Адмиралтейства.
Подготовила Екатерина ГЛИКМАН, Санкт-Петербург
09.06.2005
Источник 