Газета Московский университет о Умберто ЭКО

В Конце мая месяца 1998 года в рамках книжной ярмарки–выставки "Университетская книга" проводимой нами в МГУ.

Умберто Эко прочитал лекцию.

После в газете "Московский университет" – вышла статья.

20 мая во втором учебном корпусе прошла встреча с известным итальянским писателем, философом-семиотиком, профессором Болонского университета Умберто Эко. Выступление профессора переводила Елена Костюкович, выпускница филологического факультета МГУ, автор лучших переводов книг У.Эко на русский язык. Судя по чудовищному количеству собравшихся слушателей, интерес к одному из корифеев современной литературы у нас просто огромен. Не имея возможности опубликовать текст лекции, мы предлагаем вам рассказ о ней нашего корреспондента. Вскоре все ряды кресел были заняты блестящими дамами; мужчины стесненной рамою стали у подмостков, вдоль стен и за последними стульями... Все с нетерпением ожидали начала... И импровизатор, встреченный оглушительным плеском, поднявшимся со всех сторон, с низкими поклонами приближился к самому краю подмостков

А.С.Пушкин, "Египетские ночи"
Публика, разместившаяся столь плотно, что даже падение горошины было проблематичным, на глазах творила вокруг автора "Имени Розы" и "Маятника Фуко" игривые мифы: "А вы слышали, что на лекции в РГГУ Эко вскочил на стол и начал выдирать волоски из бороды, приговаривая "Трах-тибидох..."?" От Умберто Эко ожидали откровений и фокусов, и, кажется, никто не был разочарован.
Свежеиспеченный doctor honoris causa Московского университета, с трудом прорвавшись сквозь толпу вспотевших почитателей, начал свою лекцию со слов: "Спасибо, что впустили меня сюда". После чего, взяв за рога тему ("От Интернета к Гутенбергу или Книга и гипертекст"), обратился к истокам: цитата из диалога Платона "Федр" об изобретении письменности была ненавязчиво сплетена с известной фразой из Гюго: "Это убьет то". Под "этим", напомню, и там и там имеется в виду книга, под "тем" - человеческая память и религия соответственно. Начав с "убийства", профессор на протяжении всего выступления усердно эксплуатировал удачный образ, до предела обостряя наметившуюся оппозицию между культурой компьютерного века и вековой традицией книгопечатания. Однако, блестяще выстроенная лекция, несмотря на свой детективный накал (или благодаря ему), разрешилась бескровным примирением реальности виртуальной и вербальной - как двух равноценных способов бытия текста.
Профессор напомнил, что в начале своего триумфального и стремительного шествия компьютер оперировал вовсе не образным ("иконки"), а текстовым рядом, и что именно первые поколения электронных машин способствовали уникальному развитию темпа чтения и письма. И сегодня компьютер, со всеми головокружительными возможностями мировой сети, представляет собой не "картинное" окно в мир, как телевидение, а прежде всего - образ мира в словах и страницах. При этом профессор заявил, что изображение обладает гораздо более мощной потенцией преображения частного факта в общую идею, чем текст, и потому сильнее влияет на умы (позже из зала резонно попытались это оспорить, но за недостатком времени вопрос остался неразрешенным). Таким образом Эко расправился с заявленной в названии оппозицией "компьютер - книга" и вытащил, как фокусник кролика, новую: "изображение - текст". Он декларировал, что дальнейшая интеллектуальная дифференциация пойдет именно по этой границе (что, впрочем, было характерно и для времен Клода Фролло), противопоставив приверженцев телевидения тем, кто использует текстовые ресурсы (компьютера либо традиционной печати). Последние - интеллектуальная элита, способная критически осмыслять информацию, аристократы (к которым, к немалому удовлетворению зала, Эко причислил всех присутствующих), - должны бы взять в свои руки "режиссуру" того образного ряда, которым довольствуется большинство.
Оставив в стороне современную biblia pauperon, профессор углубился в вербальную стихию. Тексты он разделил на две категории: книги "собственно для чтения" (проще говоря - художественные) и справочную литературу, сопроводив это ироническими иллюстрациями разных способов чтения ("нормального" человека и ученого). После чего прозвучало долгожданное слово "гипертекст", и аристократическая аудитория оживилась. Обсудив всем очевидные преимущества гипертекстуальности в области получения информации, Эко обратился к самому больному - заменит ли гипертекст "книги для чтения" и каким образом он может повлиять на них. Профессор категорически отверг первое, заявив, что бумага отнюдь не утратила своих преимуществ по сравнению с электронными носителями информации, поскольку: а) только книга дает возможность размышления над текстом ("даже пособия по компьютерным программам мы предпочитаем усваивать в печатном виде"); б) она более долговечна, так как менее подвержена влияниям среды; в) она не зависит от источника питания ("на необитаемом острове использовать можно будет только книгу, а не CD-диск", - с чем можно тоже поспорить - Эко, как истинный представитель "старой" культуры, не предусматривает других возможностей получения энергии, кроме привычной "розетки").
И, наконец, профессор занялся проблемой влияния гипертекстуальности на традиционный художественный текст. Отметив, что стремление к созданию бесконечно варьирующегося, "свободного" текста было присуще всем крупнейшим художникам нашей эпохи, начиная с Малларме и Джойса, Эко тем не менее заметил, что тексты такого рода, как ранние, так и бытующие теперь в сетях Интернета, предлагают лишь иллюзию свободы, поскольку позволяют оперировать ограниченным числом заданных фрагментов. Реальную свободу моделирования дает только "текст", созданный тысячелетия назад - алфавит. Последний, как и энциклопедическая система, может стать базисом для сколько угодно огромного числа произведений ("на основе словаря Webster'а можно легко написать "Поминки по Финнегану"). Законченный текст не является такого рода системой, хотя возможности его интерпретации практически неисчерпаемы. Однако можно представить себе текст, который и беспределен, и бесконечен, - и такого рода попытки осуществляются ныне on-line, когда неопределимое число авторов добавляет к исходному варианту все новые и новые фрагменты. При этом уничтожается классическое представление об авторстве, но и только - такого рода порождение текста сопоставимо с традиционным, как свободная импровизация с записью аудио-ряда, - и та, и другая имеют право на существование.
В заключение профессор Эко произнес краткий панегирик "предельному и конечному миру" традиционных текстов, смерть которых якобы предвещает развитие компьютерной цивилизации. Он сказал, что наши "старые" книги не умрут никогда, потому что, при всей вариативности их прочтения, в них заложена великая идея неотвратимости судьбы - как бы мы ни мучались желанием оставить в живых Андрея Болконского и дать ему счастливую жизнь с Наташей, он все-таки неизбежно умирает каждый раз, когда мы читаем "Войну и мир". И при том что, - не сомневается Эко, - в школах будущего возможности гипертекстуального текста будут изучаться так же, как раньше элементарные правила стихосложения, "чтобы быть свободными, мы должны пройти через те уроки жизни и смерти, которые нам дает "старая" литература".
Изящное ораторское искусство Умберто Эко было отмечено бурными аплодисментами, после чего профессор начал отвечать на записки. Многие из них остались без ответа. А жаль - отягощенная запредельным IQ университетская аудитория задавала вопросы, отличающиеся равно глобальностью и каверзностью, но - "потребовалось бы полгода, чтобы ответить на это", - отшутился Эко. Тем не менее, как мне показалось, интеллектуалам удалось-таки повергнуть писателя в некоторое замешательство - как уличением (малообоснованным, впрочем) в незнании современных компьютерных технологий, так и неожиданным обвинением в вопиющем анахронизме в "Имени Розы" - упомянутый там Парацельс жил на полтора века позже (впрочем, эта тема осталась открытой - ее спихнули на совесть недобросовестного переводчика - не Е.Костюкович!).
Последняя записка достойно завершила сие "пиршество духа": "Lego ergo sum?", - вопросил неведомый умник. "Why not?" - ответствовал невозмутимый Эко.
Анастасия Воинова, наш корр.
КНИГИ УМБЕРТО ЭКО
Художественные произведения: роман "Имя розы" (1980) (рус. перевод Е.Костюкович - 1988), "Маятник Фуко" (1988) (рус. пер. Е.Костюкович - 1998) и "Остров накануне" (1995).
Эко также автор книг по истории культуры: "Эстетика Фомы Аквинского" (1970), "Домашний обиход" (1973), "На периферии империи" (1977), "О зеркалах" (1985), "Семиология обыденной жизни" (1987), "Искусство и красота в средневековой эстетике" (1987) и сборника "Пять эссе на темы этики" (1997).
Литературовед Эко знаменит книгой "Поэтика Джойса" (1966), для современной лингвистики считаются базовыми такие его работы, как "Поиски идеального языка" (1993); в университетах популярна книга "Как написать дипломную работу" (1977). Опубликован также цикл лекций Эко "Шесть прогулок в нарративных лесах" (1994), сборники пародий и шуток "Минимум-дневники" (1963 и 1992). Для мировой семиотики признаны основополагающими его работы "Открытое произведение" (1962), "Семиология визуальных коммуникаций" 91967), "Трактат по общей семиотике" (1975), "Lector in fabula" (1979) и "Пределы интерпретации" (1990). Сейчас на одном из первых мест в рейтинге европейских бестселлеров - последняя книга Эко "Кант с утконосом" (сборник узкоспециальных статей по философии).
"12 июнь 1998 г.
° Центр средств массовой информации МГУ им. М.В. Ломоносова, 1998.

Через 2 года у нас в издательстве вышла в переводе Елены Костюкович книга Умберто Эко "Как написать дипломную работу".